АЛЬФРЕД НОБЕЛЬ

«Стремление выжать из всего прибыль омрачает радость от общения с людьми»

Александр Шереметьев, сооснователь и генеральный директор АО «Нева металл посуда»

Сооснователь и генеральный директор АО «Нева металл посуда» рассказал ЧД об истории становления компании, которая за короткий срок преодолела путь с нуля до положения лидера рынка. А также – о своих правилах ведения бизнеса и о том, что необходимо сегодня алюминиевой отрасли, чтобы прийти к цивилизованным рыночным нормам.

– Можете вспомнить момент, когда вы впервые осознанно подумали именно о посуде? Не в качестве ребенка, кото- рый играет в песочнице или жарит себе яичницу, а именно с позиции «почему бы мне этим не заняться в жизни»? 

– Это было в апреле 1999 года. Так как я человек заводской, то для меня особой разницы не было, на каком заводе работать. Главное – чтобы это был завод. И меня пригласили работать на завод, который находился в предбанкротном состоянии, но все еще кое-как выпускал посуду с антипригарным покрытием. Мы втроем выступили своеобразными, как теперь любят говорить, антикризисными менеджерами, и этот небольшой завод стали поднимать – он к нашему приходу был даже не на коленях, а просто лежал. «Красный директор» — арендодатель поставил условие: сохранить коллектив из 145 человек. Десять лет назад он вывел цех по производству ТНП в отдельный кооператив и с тех пор чувствовал за них свою ответственность. Условие было выполнено. В итоге вот из такой больной компании получилось та «Нева металл посуда», которая есть сейчас и которая имеет продажи от миллиарда до полутора миллиардов рублей с долей рынка 12-17 процентов.

– До реанимации этого предприятия, где вы работали? 

– Все советское время я трудился на различных заводах. А в период с 1993 по 1999-й прошел через пять или семь компаний, которые действовали на совершенно разных рынках. Работал в проектном институте бухгалтером, потом в компании, которая занималась розничной торговлей. В компании, которая импортировала рыбу. В компании, которая выполняла монтажные работы на Кольской атомной станции. Словом, 1990-е годы я переживал, как и все, применяя свои экономические и бухгалтерские знания. Жизнь тогда была бурная, непредсказуемая. 

– Когда нужно было взяться за эту компанию, вы сразу поняли, что сможете справиться с не слишком знакомым направлением бизнеса и заняться посудой? 

– Было такое внутреннее ощущение, что я все могу. Я и сейчас чувствую, что могу очень много всего, а уж в тогдашние свои сорок лет – тем более.

– Правильно ли я понимаю, что до этого у вас не было проекта, где вы были бы собственником и управляющим одновременно? 

– Ну, собственником небольшой компании был, но бизнес этот сам по себе был небольшой. Все, что связано с торговлей, с проектированием, – это не мое. Я люблю заводы, и именно на заводе чувствую себя как дома. И тут меня привлекло именно то, что это – завод. А посуда или что-то другое — на тот момент это не имело особого значения.

Знаете, когда мы туда пришли, то первое время у меня на обед было яйцо вареное и бульон из кубика. Я для запуска завода взял 15 000 долларов под 4,5% в месяц. Лишь через четыре месяца мы получили первую заработную плату. То есть коллективу мы выплачивали все, что положено, а вот сами смогли получить зарплату только через это время. Мы всегда исходим из того, что трудовой коллектив очень важен, и народ приходит к тебе на завод работать не за то, что ты такой красивый, а за то, что ты ему два раза в месяц платишь заработную плату. Вот заплатил два раза вовремя – все, он счастлив, доволен. Если ты заплатишь ему больше, будет счастлив вдвойне. Но если кто-то на соседнем заводе готов платить еще больше, то он может туда перейти, а может, и нет. Это закон, что заработная плата должна выплачиваться вовремя. Это не требование государства, а наше внутреннее убеждение: налоги и зарплата должны быть выплачены всегда. Нравятся нам они, не нравятся – неважно, это обязательство. Но для нас самих первая наша посуда была очень тяжелая.

НАДЕЖДА НА ТО, ЧТО МЫ ЧЕРЕЗ 10 ЛЕТ ЧЕГО-ТО ДОСТИГНЕМ, ДАЕТ УВЕРЕННОСТЬ, ЧТО МЫ ИДЕМ ПО ПРАВИЛЬНОМУ ПУТИ

– С примесью чугуна? 

– Да, и чугуна, и ржавчины, и всего прочего. Сказалось еще и то, что мы тогда попали в «несезон». У посуды с антипригарным покрытием тоже есть свои сезоны, и мы поначалу попали как раз в самый плохой. Переживали: как же так, что же мы делаем неправильно? А когда наступил сезон в августе месяце и все пошло своим чередом, то у нас уже все помыслы были направлены на то, чтобы и дальше вкладываться и вкладываться в производство. 

– Чему вас научил первый год работы на этом рынке? 

– Когда мы впервые пришли, то увидели советский завод, оборудование на котором достигало возраста 50 лет. Рынок был неизвестен. На этом оборудовании мы какое-то время производили продукцию, продавали ее, поняли рынок, осознали, какой коллектив у нас должен быть. В 2000 году нашли технолога по покрытиям – химика от Бога. Элле Эммануиловне тогда было 58 лет, и проработала она в компании еще 20 лет. То есть тогда мы уже начали ощущать себя именно в качестве бизнесменов. К счастью, мы попали в удачный период, когда кризис 1998 года уже был позади, рынок рос сам по себе, товара не хватало. Китайской продукции в России еще не было, а мы уже были, поэтому все, что мы производили, продавалось. Мы быстро набирались опыта. Руководители советских заводов еще не понимали, как надо продавать, и, на наше счастье, мы стали сознавать, как это делается, а потому росли быстрее рынка. И все деньги, которые зарабатывали, по-прежнему вкладывали в производство.

– А когда вы поняли, что уже все понимаете про посуду? Что вы один из лучших, если не лучший, специалист по посуде в России?

 – Наверное, лет через 5-7. Нет сомнений, что мы – лучшие в России по посуде с антипригарным покрытием. И то, что я хорошо понимаю рынок в целом, по каждому виду посуды, дает понимание своей ниши, понимание того, какая посуда может претендовать на твою нишу, а какая точно не будет. Это сейчас в России есть возможности, чтобы обеспечить всю потребность рынка литой алюминиевой посуды без всякого импорта, а в начале двухтысячных, например, литую антипригарную посуду никто не делал. Мы первыми в России начали делать литую посуду с антипригарным покрытием с 2001 года. В первое время мы заказывали литые заготовки сковород на разных заводах в разных городах. 

– Помните какой-нибудь необычный случай, когда вы выбирали себе завод для поставок литья? 

– У меня на память приходит Самара. Когда оттуда к нам приехали специалисты, они рассказывали, что делают все для авиационных двигателей. Конечно, они сразу сказали про наш заказ: «Очень легко и просто, мы все сделаем буквально через месяц». И в итоге не сделали ни через месяц, ни через два – никогда. Они просто вернули нам деньги. И так было со многими компаниями, которые говорили: «Это же легко – что такое сковородка? Ерунда…» И, тем не менее, проваливались.

– То есть те, кто делает автомобили и самолеты, не в состоянии сделать простую сковородку? 

– Да, она вовсе не простая, хотя и не самолет. Тут, как и везде, нужны специальные знания, которых нет у тех, кто этим не занимался плотно. Весь вопрос – в сплавах. В тех же авиационных двигателях – другие сплавы и другие требования, а у нас главное требование – должна быть высокая плотность металла, то есть его надо очень сильно придавить, чтобы обеспечить практически идеальное качество поверхности. А в авиадвигателях такая большая шероховатость поверхности, которая нам просто не подходит. В итоге у меня постепенно стало формироваться понимание, что если я не сделаю сам, то не сделает никто. 

– То есть речь пошла о создании собственного литейного производства? 

– Да, понимание необходимости этого пришло на рубеже 2006–2007 годов. Потому что мы все искали-искали и, раздавая свои корпуса, наплодили себе кучу конкурентов. Мысль, что нужно запатентовать корпус, пришла слишком поздно, когда рынок был уже заполнен нашим отлично продаваемым корпусом. Мы припозднились, что называется. Думали: ну, сковородка и сковородка, что тут патентовать? А оказалось, что в ней масса тонкостей. Например, с одной формой корпуса они не продаются никак, а c другой – прямо нарасхват идут. Просто у хозяйки рука сама тянется к ней. В итоге мы нашли людей, которые имели необходимые компетенции, договорились с ними, они поставили нам технологии, и мы стали лить сами. 

– Итак, вы ввели в предприятие собственное литейное производство, организовав фактически полный цикл. Как вы сами говорили, к этому моменту пришло полное понимание рынка, и вы уже могли ощущать себя не просто бизнесменом, а лидером отрасли. Что дальше? Куда? 

– У любого бизнесмена, по большому счету, одна задача: из малого бизнеса превратиться в средний, из среднего – в крупный, а из крупного желательно в олигархический (улыбается). Я из малого в средний-то перешел, но на этой стадии пока и нахожусь. 

– А средний бизнес – это у нас с оборотом в миллиард рублей? 

– Формально – до двух миллиардов. Но это, по большому счету, чисто чиновничья оценка, которая когда-то однажды прозвучала, а сейчас ее просто увеличили. Но если реально оценивать в сегодняшних рублях, то где-то от миллиарда до десяти – это все средний бизнес. А крупный – это уже совсем другое, там совершенно иное видение и понимание ситуации. Помню, в 2011 году я принимал участие в одной из конференций в Москве вместе с Дмитрием Потапенко. И Дмитрий говорил, что с экономикой России все будет не очень здорово, объясняя это конкретными причинами. Я ему не поверил, так как придерживался тогда совершенно другой точки зрения. И через какое-то время оказалось, что Потапенко был к правде гораздо ближе, чем я. Это и есть отличие бизнесмена, который ведет крупный бизнес, от того, кто ведет средний. Первый больше видит, знает, понимает и ощущает.

В то же время, большой бизнес – это и большая социальная ответственность. Если в Санкт-Петербурге таких заводов, как у меня, несколько сотен, то в городе Дно Псковской области – это одно из трех градообразующих предприятий. А это уже и организация спортивного досуга для сотрудников, и проведение в местных школах олимпиады по основным предметам с очень хорошими призами, и финансирование содержания детского врача в местной поликлинике. В сотрудничестве с районной администрацией привозим театральные коллективы. Зато в городе Дно численность населения перестала снижаться, люди находят себя на малой родине, вместо того, чтобы пополнять ряды таксистов в мегаполисах. 

В ГОРОДЕ ДНО ПСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ НАШ ЗАВОД – ОДНО ИЗ ТРЕХ ГРАДООБРАЗУЮЩИХ ПРЕДПРИЯТИЙ. И ЧИСЛЕННОСТЬ НАСЕЛЕНИЯ ТАМ ПЕРЕСТАЛА СНИЖАТЬСЯ, ЛЮДИ НАХОДЯТ СЕБЯ НА МАЛОЙ РОДИНЕ, ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ ПОПОЛНЯТЬ РЯДЫ ТАКСИСТОВ В МЕГАПОЛИСАХ

– Вы перфекционист? 

– К сожалению, да, так как для бизнесмена это плохо. 

– Почему? 

– Потому что идеала ты никогда не достигнешь, а в результате происходит потеря времени. Я осознал лет пять назад, что не нужно заниматься усовершенствованием чего-то сверх меры. 

– В любом случае, как перфекционист, вы к 2011 году сделали в своей отрасли, наверное, самое крутое производство в России. Все сложилось – объемы продаж, экспертность, производство, завоеванная ниша… О чем еще мечтать-то? 

– Мечтать, может, еще и было о чем, но как раз на рубеже 2011 года в нашу жизнь вмешалась госпожа телеведущая Елена Малышева. В своей программе на Первом канале она стала рекламировать так называемую «посуду с керамическим покрытием». И на всю свою очень большую аудиторию начала рассказывать: «Это экологически чистое покрытие, песочек и водичка, там больше ничего нет». На самом деле это совсем неправда, и то первое керамическое покрытие в производственном процессе было невероятно вредное. «Антипригар» по сравнению с ним был просто идеальной нейтральной средой. И мы отказались от того, чтобы заниматься этим вредным производством, в результате чего в 2012 году потеряли 30% оборота, резко упав. В итоге к 2014 году «керамических покрытий» уже практически не осталось. Нельзя на штампованную заготовку наносить полиорганосилоксаны («керамику»). У алюминия и этого покрытия разные коэффициенты линейного и объемного расширения, из-за чего при эксплуатации покрытие быстро разрушается. Однако нам пришлось выходить из этого кризиса, в который мы погрузили себя сами, посчитав, что это неправильно – заниматься таким бизнесом, который не приносит пользы людям. К слову, самая первая на мировом рынке компания, которая занимается антипригарными покрытиями, тоже принципиально не делала керамику. Но так как она первая и огромная, с миллиардным оборотом в евро, то пережила это спокойно. А нам пришлось непросто, и к объемам 2011 года мы вернулись лишь в 2015-м. Просто потому, что не захотели работать, как все, и думать только о том, как заработать деньги. А если вернуться к мечте, то есть планы построить еще два завода. 

– Уже на протяжении ряда лет мы наблюдаем устойчивый тренд перехода страны на свои производства. Все ваши знания, понимание рынка, отношение к стране и к людям должны быть очень востребованы теми, кто занимается импортозамещением. Это так или нет? 

– У нас импортозамещением занимается бизнес, а чиновники должны создавать условия. К сожалению, Минэкономразвития, похоже, не слишком-то и есть дело до того, развиваем мы собственное производство или нет. Вся система построена таким образом, что заниматься высокотехнологичным производством в России непросто. Из-за чего у нас практически нет сложных обрабатывающих производств? Просто создать их невероятно сложно. Попробуй, справься со всеми проверками Ростехнадзора, с экологическим контролем, с самыми жесткими требованиями Санэпиднадзора, валютного контроля. Законодательство по труду у нас по своей сложности для работодателя уступает французскому, но превосходит китайское или, например, американское в разы. Поэтому, когда мы говорим о сложном бизнесе, все настроено на то, чтобы не дать сделать, а не на то, чтобы помочь развить производство.

ЭТО СЕЙЧАС В РОССИИ ЕСТЬ ВОЗМОЖНОСТИ, ЧТОБЫ ОБЕСПЕЧИТЬ ВСЮ ПОТРЕБНОСТЬ РЫНКА ЛИТОЙ АЛЮМИНИЕВОЙ ПОСУДЫ БЕЗ ВСЯКОГО ИМПОРТА, А В НАЧАЛЕ 2000-Х ЕЕ У НАС НИКТО НЕ ДЕЛАЛ. МЫ БЫЛИ ПЕРВЫМИ

– Судя по вашим словам, получается, что произвести сковородки где-нибудь в Германии или Китае и ввезти их сюда по какому-то сертификату соответствия… 

– …в разы легче и дешевле, чем создать производство здесь. 

– Неужели те, кто действительно хочет развивать экономику России, не обращаются к вам за экспертизой, за советом? 

– Кто развивает экономику, и без меня знают, что делать. В 2015 году по инициативе компании «Русал» была создана Алюминиевая ассоциация. Она стала заниматься вопросами производства изделий из алюминия в разных отраслях. Одно из основных направлений деятельности Ассоциации – актуализация и создание ГОСТов в этих отраслях. Я им помогаю в стандартизации посуды. 

– Эти стандарты будут обязательными для всего рынка? 

– Сами по себе ГОСТы – добровольные. Но Росстандарт имеет право, взяв те или иные пункты, которые считает важными для безопасности населения, ввести их в число обязательных требований, которые все будут обязаны выполнять.

– Что эти стандарты дадут отрасли? 

– Всех подводят к определенному уровню производства, которого сейчас достигают не все компании. Поэтому там применяются не ГОСТы, а технические условия. Еще с советских времен у части населения осталось впечатление, что если на изделии написано, что оно изготовлено по ГОСТ, – значит, это качественно. А когда изделие выпущено по каким-то техническим требованиям, то все понимают, что требования эти могут быть разными. Иногда выше ГОСТа, но, как правило, значительно ниже. И только обязательные требования Росстандарта устанавливают линию, которую все должны преодолеть. Поэтому в целом рынок подтягивается к этому качеству. А вот что касается импорта – тут я ничего сказать не могу. Люди, которые им занимаются, часто вообще не имеют представления о ГОСТах и об обязательных требованиях. В импорте бал правит прибыль, а остальное… 

– Если у вас написано «ГОСТ», то для потребителя это гарантия качества. А если на какой-то китайской или, скажем, немецкой посуде этого нет – значит, нет и такой гарантии. Разве не так? 

– Неважно, китайская это продукция или немецкая, но в теории она должна пройти испытания и выдержать требования, которые установлены Росстандартом. Однако из-за того, что у нас система сертификации в 1990-е годы просто рухнула, сейчас эти сертификаты и декларации можно запросто получить, вообще не проводя никаких испытаний. Поэтому ситуация такова: что привезли импортеры, то и есть на рынке.

Если государство будет неправильно работать с импортом и не наведет порядок в сертификации, то для отечественных заводов-производителей это сплошные убытки. Роспотребнадзор в декабре 2019 года проиграл арбитраж компании, которая импортирует посуду и не имеет протоколов испытаний. Государственный орган оштрафовал компанию, а судья решила, что «закон не достоин применения за малозначимостью». 

ЕСЛИ ГОСУДАРСТВО БУДЕТ НЕПРАВИЛЬНО РАБОТАТЬ С ИМПОРТОМ И НЕ НАВЕДЕТ ПОРЯДОК В СЕРТИФИКАЦИИ И ПРАВОПРИМЕНЕНИИ, ТО ДЛЯ РОССИЙСКИХ ЗАВОДОВ ЭТО СПЛОШНЫЕ УБЫТКИ

– А если наведет? 

– Судья Арбитражного суда – это государство? Вывод: не наведет, не хочет. Все усилия предпринимает Алюминиевая ассоциация – объединение производителей изделий из алюминия. Через какое-то время они решат эти вопросы. В России до 2013 года было под запретом понятие «промышленная политика», но стали же теперь говорить эти слова? Скоро государство и к делу перейдет. 

– То есть мы сейчас говорим просто о том, чтобы как-то двигаться к цивилизованным нормам рынка? 

– Да, и, наверное, в ближайшие 10 лет мы к ним будем двигаться. Знаете, на мой взгляд, это очень оптимистичная позиция. Только надежда на то, что мы через 10 лет чего-то достигнем, и дает уверенность, что мы идем по правильному пути.